Темнота. Не помню, как долго я пробыл в состоянии комы. Тогда я, пожалуй, вообще ничего не помнил. Словно ничего и не было. Словно всё пережитое до этого время растворилось, подобно нелепому сновидению. Но почему-то я был абсолютно уверен, что это не сон и что там, за глухой закрытой дверью, отгородившей меня от моих воспоминаний, покоилась моя прежняя жизнь. Я не появился из ниоткуда и не исчезну в никуда…

Вскоре в этой темноте образовался яркий лучик света. Я сосредоточился на нём, следил за ним, потому что ничего кроме больше не чувствовал. Мне не оставалось иного выхода. Но было ли это выходом? И куда я всё же попал, если искал выход? Будто пытаясь ответить на мои вопросы, маленький лучик света стал постепенно расширять свои границы. Хотя, на самом деле, я просто открыл глаза. И когда вслед за зрением ко мне потихоньку вернулись все остальные чувства, я понял, что нахожусь на сырой траве в какой-то лесной чаще. Вроде бы ничего необычного: я лежал на какой-то совсем миниатюрной полянке, словно сделанной специально для меня, а затылком опирался о выступающие из-под земли корни крупного дерева. Я решил назвать это место полянкой, потому что в радиусе пары метров был окружён высокими зарослями.

Судя по положению солнца на небе, я сделал вывод, что сейчас утро, и утренняя роса была тому подтверждением. Я не понимал, откуда в моей голове взялись мысли о времени суток. Вероятно, это было одним из тех элементарных знаний, которые заложены глубоко на генетическом уровне. Но по истине удивительным или, я бы даже сказал, потрясающим было то, что я сохранил речь и мог спокойно изъясняться на своём языке. Однако дефект памяти дал о себе знать, когда я прокрутил в голове несколько терминов, совершенно не понимая их лексического значения. Похоже, я мог оперировать только тем, что было предусмотрено самой Природой для выживания в естественной среде. С одной стороны, было очень даже неплохо. Вернее, было неплохо, что хотя бы это у меня осталось. С другой, я почти физически ощущал нехватку определённых сведений. Меня терзал некий информационный голод. Я рассматривал густые кроны деревьев и понимал, что в целом это именно деревья. Так они назывались раньше, называются сейчас и всегда будут называться. Я даже знал, что у деревьев есть корни, хоть и не видел их. Но я никак не мог понять, почему оказался среди этих деревьев. Что связывало меня с ними? Что связывало меня с этой травой, шумом листвы, пением птиц? Что я вообще делал в этом треклятом лесу? Какие цели здесь преследовал?

Из общей какофонии лесных звуков моё внимание привлёк довольно громкий шелест кустарника, находящегося в нескольких метрах от меня. Я медленно повернул голову в его сторону, чтобы получше изучить любопытный объект, но не обнаружил ничего странного, кроме… одной пары глаз, пристально глядевших на меня. Похоже, тот, кто затаился в этих кустах, не спешил выходить на связь. Я хотел было помахать ему (или ей?) копытом, но быстро передумал и отбросил эту затею, поскольку состояние моих конечностей попросту не позволяло. Состояние было таким, будто какой-то нерадивый колдун превратил меня в каменную статую лишь наполовину. По крайней мере, я очень надеялся, что это не хищный зверь. Хотя если я находился в глубине лесной чащи, то самым логичным вариантом было бы встретиться именно со зверем. А что если этот гипотетический зверь и притащил меня сюда, заодно лишив памяти? Мне стало совсем не по себе от таких мыслей. Так мы и продолжали созерцать друг друга те несколько секунд, которые показались мне вечностью.

Не то чтобы шум в кустах напугал меня — скорей вызвал любопытство. А когда из кустов показалось создание, внешне похожее на меня, стало ещё любопытнее. Я слегка приподнялся на локтях и оперился спиной о ствол массивного дерева. Это привело меня к облегчению и даже к некоторому блаженству. Ведь лишь тогда, когда мне удалось оторвать затёкшие участки тела от земли и её выступающих наружу корней, блокировавших моё кровотечение, я осознал, насколько неудобной, неправильной и неестественной была поза, в которой я находился. Медленно и аккуратно я принялся водить головой из стороны в сторону, разминая тем самым шейные позвонки. Что-то слегка прогремело на моём туловище: это осыпалась земля и камни с моего… доспеха… И тут меня осенило. Доспехи уж точно не надевают просто так. Значит, я был воином. Или снимался в каком-то дурацком фильме. Но где же тогда была моя съёмочная группа? Нет, тут снова что-то не складывалось. Я осмотрел свой нагрудник. Масштаб повреждений впечатлял: две крупные вмятины и множество мелких. С какой силой нужно было ударить, чтобы превратить зачарованную броню в кусок металлолома? То, что она была зачарованной, я ощущал даже обычным прикосновением. Выходит, я чудом остался жив после такого. Не иначе как чудом…

К счастью, в кустах скрывался не дикий зверь и даже не зверёк, а вполне разумная кобылка-единорог с угольно-чёрным окрасом шерсти. Её ноги от копыт до коленей были покрыты светлой шерстью. Почему-то мне пришло в голову, что это краска для волос. Пурпурные грива и хвост выглядели чересчур ухоженными. Я подумал, что она переживала пубертатный период и в связи с этим стремилась привлечь к себе внимание противоположного пола. Размеры её тела уступали моим примерно в два раза. И я не сравнивал визуально — просто чувствовал. А когда я услышал её тоненький голосок, то окончательно пришёл к выводу что она ещё ребёнок. И, в общем-то, её по-детски наивная озабоченность моей персоной говорила сама за себя. Но как я сумел определить, что она была чем-то похожа на меня в отсутствие зеркала или каких-то других отражающих поверхностей? Вероятно, очередная интуитивная мысль.

Немного удручающим был тот факт, что я совершенно не знал, как вести себя с детьми. Или просто не помнил… Что я должен был ей ответить? Нужна ли мне её помощь? На целителя она явно не смахивала. На воина — тем более. Хотя она могла бы привести подмогу. И Дискорд знает, как её общество отнесётся к ещё более бесполезному социопату, вроде меня. Кстати, что ещё за Дискорд? Как-нибудь попробую это выяснить. Она спросила, случилось ли что-нибудь со мной. Если бы я дал утвердительный ответ, кобылка спросила бы, что именно. Дети ведь любопытные… в большинстве своём. Отвечать грубо или прогонять её тоже не было никакого резона: во-первых, я мог навлечь на себя ещё больше проблем, чем имел сейчас, во-вторых, я был не в том состоянии, чтобы выглядеть угрожающе — скорей смешно или жалко. Мой видок несомненно вызывал жалость у этой юной особы, хоть я и не мог видеть себя со стороны. И даже если бы я развернул её, отправив куда подальше парой нецензурных словечек, неизвестно, какой дикий зверь пришёл бы потом, вместо неё. Поэтому я ответил чистую правду:

— Ну… я… эм... не знаю, что со мной случилось… не помню… вообще ничего не помню...

Кстати, у меня появились встречные вопросы к этой юной леди: что она делала в этом Селестией забытом лесу? И кто такая Селестия? Но задавать их я пока не решался.

Отредактировано Moon Walker (2020-11-01 11:59:26)

Дамочка удивляла меня всё сильнее. Какое восстание? Что за эквестрийские пони? Кто такой (или такая?) Найтмер Мун? Вопросы хаотично роились в моей голове, и чем дальше заходил наш диалог, тем больше я чувствовал себя придурком. С другой стороны, не менее странно вела себя и моя новая знакомая: складывалось впечатление, будто она увидела во мне какой-то ценный экспонат или редкую неизвестную науке зверушку. Меня не очень-то прельщала перспектива провести остаток жизни в музее или зоопарке. Но всё, что я мог делать, это сражаться. И если я был настоящим воином, мои боевые навыки должны были оценить по заслугам… или испытать на себе, в крайнем случае. Так что от её слов я невольно нахмурился. Кажется, у меня появился реальный повод опасаться этой кобылки. Но я очень хотел, чтобы моя паранойя не оправдалась, ведь скрываться от целого общества будет, мягко говоря, проблематично. Кроме того, немного раздражало то, что я никак не мог доказать свою амнезию, даже клинически. Вряд ли где-то в округе были доктора, способные залезть мне в голову (в переносном смысле, разумеется), опираясь на современную медицину. Зато это вполне могли осуществить магическим путём. А посему если мне и нужно было просить помощи, то только у хорошего мага.

— Так, погоди немного… — ответил я, пытаясь навести хоть малейший порядок в своих мысленных суждениях.

Если она говорила, что никогда раньше не видела фестралов, значит фестралом был я. Знать моё имя она никак не могла, следовательно, фестрал — имя нарицательное. Похоже, так называлась раса, представителем которой я был. Но почему она утверждала, что все остальные представители вымерли? Судя по контексту эмоциональных возгласов этой кобылки, я понял что Найтмер Мун была неким предводителем. Но восстание было подавлено, и фестралы, участвовавшие в нём как сторонники Найтмер Мун, объявлены вне закона. Неужели я был одним из тех повстанцев? Я ещё раз оценил свой доспех: снял и внимательно осмотрел накопытники, похлопал нагрудник. Стянуть шлем не удалось даже с нескольких попыток. К слову, на нём тоже ощущались вмятины. Я заключил, что доспех выкован профессионалами своего дела. Такое снаряжение могло быть только у гвардии. Поэтому я однозначно был частью армии. Но что, если я был гвардейцем, который примкнул к повстанцам? Если в восстании принимала участие целая раса, значит их здорово притесняли, но кто именно? Очевидно, не свои же сородичи. Так что в пределах своей расы я никак не мог быть и гвардейцем, и повстанцем одновременно. Или мог? А что насчёт эквестрийских пони? Возможно, именно против них и их правительства было поднято это восстание фестралов во главе с Найтмер Мун. Неясным оставалось лишь одно: как давно это было? Если восстание Найтмер Мун вошло в историю много веков назад, я был простым гвардейцем, и мне не о чем беспокоиться… наверное. Но если же это случилось относительно недавно, мне были гарантированы серьёзные проблемы с законом. Тем более раз кобылка сосредоточила акцент на том, что я не эквестрийский пони, значит я не был местным жителем. Очень возможно, что я в таком случае был иностранным интервентом или, хуже того, каким-нибудь незадачливым шпионом. Дату события нужно было уточнить и немедленно.

— Представь себе, такое бывает… — продолжил я, несколько сурово уставившись на кобылку. — Я действительно ничего не помню. Кстати, что значит "эквестрийский" и когда именно произошло то восстание?

По крайней мере, теперь я знал, что есть такая страна под названием "Эквестрия", в которой, судя по расплывчатому описанию кобылки, живут непохожие на нас пони. Стало быть, я не ошибся, когда интуитивно предположил, что мы с этой кобылкой относимся к одному биологическому роду. Вот только я очень сомневался в гибели нашей расы. Всё-таки если хотя бы один её представитель был жив, значит где-то могли обитать и другие представители. Возможно, где-то, на другом конце света потерялась такая же кобылка-фестрал, которая ничего не знает о своей исторической родине. Да, это было бы очень романтично... Тьфу! Мне не стоило думать о таких вещах в присутствии несовершеннолетней кобылки. А то у неё итак нездоровый интерес к моей персоне. Заслышав извинения, я попытался смягчить выражение лица, чтобы, в конце концов, не обидеть её и не заработать пачку новых проблем на свой и без того побитый круп. Ну а что? Вдруг у неё матриархальный строй в обществе? Короче говоря, надо было держать ухо востро. И у меня это пока что весьма неплохо получалось.

Как сказала единорожка, Эквестрией некогда правили две принцессы, одна из которых взбунтовалась, одержимая желанием власти. И было это тысячу лет назад. Отныне всё встало на свои места: никакой я не интервент, не шпион и не мятежник. Можно было немного расслабиться… психологически. Но тут у меня появился другой вопрос: если одна из принцесс правит Эквестрией до сих пор, каков же тогда её истинный возраст? Неужели она была настолько могущественной, что обладала бессмертием? Я крепко задумался. Вроде бы знания элементарные, но такие поразительные! Про вторую принцессу, может, и забыли. Но о ней никак не могла забыть другая бессмертная принцесса. А следовательно, и про нас — обычных фестралов. Ну, или не совсем обычных… В этот момент я обратил внимание на себя. Несколько мгновений я задумчиво разглядывал сначала передние, потом задние копыта. Почувствовав дискомфорт в районе спины, я принялся изучать копытами два перепончатых отростка. И моя интуиция вновь подсказывала, для какой цели эти отростки торчали из моей спины. Мне даже удалось пошевелить ими, пусть и беспорядочно, словно неумелое дитя. Похоже, что это крылья, благодаря которым я мог перемещаться по воздуху. Вернее, мог, пока не забыл, как это делается. Что ж, времени для тренировок у меня было предостаточно.

Гораздо более приоритетным сейчас было адаптироваться к ходьбе на четвереньках. Собрав все свои немногие силы в копыто, я оттолкнулся передними ногами от ствола дерева, чтобы перелечь на живот. Но получилось только упасть на него, чему я тоже был несомненно рад. Однако сразу в нескольких местах тело отозвалось острой болью, постепенно перешедшей в ноющую. Я простонал как можно тише, дабы не испугать юную леди. Но помогать мне она не должна была ни в коем случае, ибо сама рисковала оказаться придавленной массивным туловищем взрослого жеребца. Не совсем кстати она задала мне ещё один вопрос. Как раз тогда, когда я уже упёрся всеми копытами в землю, чтобы, наконец, отжаться и встать на ноги. Сперва я посмотрел на неё несколько скептическим взглядом, но после тяжело вздохнул, опустив веки и временно отставил свои попытки преодолеть беспощадную гравитацию.

— Имя? — переспросил я, вскинув бровь. — Я… эм... кажется, я… не помню своего имени, — я беспомощно развёл копытами. — Но ты можешь назвать меня… как считаешь нужным.

Меня посетила "скользкая" мысль о том, что я слишком многое позволяю этой юной кобылке. Пришлось успокаивать себя тем, что, возможно, в скором времени придётся активно мириться с матриархатом. Всё же, она вроде бы без задней мысли пыталась помочь мне.

— Хм… Немо… Теперь я — Немо… здорово, — сухо и безэмоционально ответил я.

С моей стороны это могло прозвучать саркастически, но на деле я просто слегка расстроился от того, что потерял столь важную часть самого себя. Конечно, я не осознавал в полной мере, насколько это плохо — забыть своё имя. Но кобылка так обеспокоилась этим фактом, словно я лишился какого-то жизненно важного органа. Отчасти ситуация ситуация казалась мне забавной. Правда, уже через пару мгновений мне стало как-то грустно и одиноко. Я снова "ушёл в себя", пытаясь понять, чем же так зацепила меня эта мелочь. Маленькая деталь, вместе с которой утратилась колоссальная доля моей личности. Это было даже больнее, чем все ушибы, ранения и ссадины вместе взятые. Ни в коем случае новая информация не была лишней для моего голодающего мозга. Юная леди должна была понимать это, ведь я внемлил каждому её слову, ни разу не перебив и несмотря на то, что был заметно старше неё… по крайней мере, биологически. Других учителей у меня не было, а той, что была, оказалось вполне достаточно, чтобы хоть сколько-нибудь прояснить ситуацию. В награду за своё "прилежное поведение" я получил ещё одну деталь паззла — къютимарку. Посмотрев на свой фланк, я заметил там рисунок жёлтого полумесяца, слегка закрытого чёрной тучей. Вероятно, кобылка тоже его заметила. Что бы это могло значить? Что-то плохое, зловещее, пугающее? Или, напротив, спокойное, романтичное и умиротворённое? Как бы то ни было, я не лишился своей къютимарки. А значит, со мной всё ещё оставалась моя судьба. Как это странно, считать наличие судьбы чем-то положительным, даже если судьба ударила тебя по самому больному месту…

Заслышав о воде, я немедленно вспомнил и о пище, вернее вспомнил мой живот, разразившись громким урчанием. Да, я смог встать на ноги, хоть и с некоторым трудом. Кобылка подошла ко мне. Вблизи она действительно уже не казалась такой малявкой. Мне было ясно, что она хотела всего лишь осмотреть меня на предмет тяжких телесных повреждений. А я в ответ заглянул ей прямо в глаза и посмотрел так, как мог посмотреть только солдат, прошедший огонь, воду и медные трубы. В этом взгляде я невольно сосредоточил всю черноту своего унылого настроения. И мне было уже всё равно, как она отреагирует на это. Мои ноги едва заметно дрожали, привыкая к большой нагрузке. Я был словно инвалидом, который внезапно обрёл возможность двигаться. Но почему-то не было радости…

— Уже иду, — ответил я, сделав несколько неуверенных шагов по направлению к кобылке. — Надеюсь, я не стал топографическим кретином.

Единорожка приняла правильное решение: больше всего я сейчас нуждался в пещере или чём-то подобном. Я нуждался во всём, что было связано с укрытиями, поскольку мои биологические часы огласили время сна. Конечно, я был достаточно сильным и выносливым, чтобы потерпеть до пункта назначения. К тому же, у меня попросту не было выбора: завалюсь спать прямо здесь, и тащить меня в логово будет некому. Вдобавок заработаю солнечный удар, помимо удара об дерево, или рискую быть съеденным стаей древесных волков.

— Полагаю, мне тоже следовало бы узнать твоё имя, — сказал я. — Извини, если не отличаюсь манерами. Оказаться в лесу, забыв даже собственное имя, действительно стрёмно. Ответы нужны мне больше, чем вопросы, так что, прошу, не сдерживайся.