Когда ты посвящаешь свою жизнь амбициозным, но пока зыбким и почти не выполнимым планам, то быстро привыкаешь к тяжелому труду и учишься ценить каждую минуту свободного времени. Профессор тщательно петлял от такой судьбы, но все равно даже сейчас возвращался к участи обычного земного пони – ударного трудящегося среди земли и грязи, готового заснуть хоть стоя, если удаться прислониться к чему-то твердому. Таким был его собственный отец, заботящийся о семье и способный подремать прямо за обеденным столом, пока мать наливала ему суп и давала ложку.
Такое сравнение делало ситуацию еще более неприятной, пусть и только морально.
Так спать в Вечнодиком Лесу было бы ошибкой, разумеется. Это место само по себе, даже без населяющих его чудовищ и зверей, было опасным как ядовитый цветок, растущий на трупах загубленных путешественников. Которые, очевидно, были недостаточно осторожны, рассеяны или самонадеянны чтобы выжить здесь. Мантикоры, кокатрисы, ядовитые растения, древесные волки, переплетения корней, что скрывают провалы в норы животных или ямы с стоячей водой. Насколько Профессор помнил по расспросам жителей соседнего города смертельных случаев здесь не случалось уже очень давно, пару раз сюда забредали жеребята и, что даже удивительно, уходили отсюда на своих ногах, живые и здоровые. Но сон Профессора был относительно безмятежен совсем по другой причине.
Забавно, но даже место, названное «Вечнодиким» пони сумели отвоевать для своих нужд, оставив следы своего пребывания то там, то здесь. Нельзя пройти и полусуток, не наткнувшись на древнюю каменную межу, руины бывших поселений, рано или поздно ты выйдешь по почти заросшим тропам к Замку Сестер, где все еще от магии покалывает загривок. Местные жители избегают их, сторонятся камня и следов магии, делая их почти безопасными. Зайдешь глубже, игнорируя звериные тропы, и обязательно натолкнешься на древние наритские руины с забавными и непроизносимыми названиями – и с ними все еще забавнее. Хотя «парадоксально» и «забавно» в лексиконе Профессора выполняют почти одну и ту же функцию. Здесь опасно, по словам тех же Понивилльских жителей, здесь древние чары не выдохлись, здесь покой сокровищ мертвецов сторожат неиссякаемые проклятия, что много хуже той же ядовитой шутки, которой его тоже пугали местные. Животные обходят эти места, словно проклятые, нет следов падальщиков, так словно даже давно мертвые нариты слишком полны яда для них, или быть может черной магии? Даже трава над их случайными могилами, тех кто когда-то погиб здесь, растет жухлая и слабая – что очень помогает в раскопках. Парадоксально то, что уже почти за неделю пребывания в этом месте, Профессор так и не встретил ни одной опасности. Да, древние склепы, кажется, готовы были сожрать его прямо отсюда, но к ним он не совался, избегая даже лишний раз косится в их сторону. Только иногда, когда заканчивал новую могилу и осмотр рогатого мертвеца, подтаскивал тело к склепу и хоронил уже там, избегая спускаться внутрь.
Даже трудно было сказать, влияние ли это подсознания или действительно древней магии, но в последние пару Профессор чувствовал себя здесь спокойнее. Сила привычки, должно быть.
Но спал он все одно беспокойно, просто по привычке. Вздрагивал каждый несколько минут, перекатывался с места на место, меняя позу и не давая промерзнуть копытам в стылом и влажном воздухе. Иногда рефлекторно отдергивал кончик хвоста под крону приютившего его дерева, спасаясь от все так идущего дождя. Прядал ушами, принюхивался, в полудреме пытаясь прикинуть сколько еще с неба будет лить, и снова засыпал. Пока в очередной такой шелест дождя не прекратился, сменившись редкой капелью скользящих по листьям крошек воды.
- Ну что же, доброе мне утро. – Профессор любил тишину и уединение, но не только само по себе, но и из-за возможности спокойно разговаривать самому с собой. Собеседников вокруг все равно не было, если не считать мертвецов и в копытную собранных надгробных камней.
Жеребец с хрустом потянулся, потоптался на одном месте, разминая копыта и шелестя темно-зеленым плащом в пол. С шумом размял ужасно хрустящую и затекшую шею, размял мимические мышцы и горло, возвращая им чувствительность и прогоняя сонную хрипотцу. Настоящий ритуал, по которому даже и не скажешь, что Профессор сейчас не где-то в придорожной гостинице, а посреди опасного и странного леса.
- В некотором роде мне даже жаль, что я не лентяй. Каков был бы прекрасный повод не работать сегодня, правда? – Профессор задорно подмигнул паре из кайла и лопаты, завернутых в ткань и лежащих там же под деревом. – Кругом вода, слякоть, грязь… Брр, я и так земной пони насколько это возможно, зачем же мне еще грязи?
Профессор со вздохом поднял сверток с инструментом и аккуратно, чтобы не поскользнуться на грязевых ловушках, посеменил в сторону каменных плит, оставшихся, видимо от некоего подобия внутреннего двора или дорожки к руинам. Возле одной из плит было воткнуто несколько палочек, словно бы для костра.
Шанцевый инструмент печально звякнул, когда его уложили на плиту.
- Да, мой собственный ум и старания даже меня иногда огорчают. Ничего, кажется это последняя.
Могила эта, если ее так можно назвать, было очень хитрой. Спрятанной частично под плитой, найти ее было очень сложно даже по уже оговоренным приметам с травой. Она просто не росла здесь, на суглинке, Профессор и не заметил бы ее, если бы начавшийся почти два часа назад дождь не размыл землю рядом с чуть искривленной каменной плитой, видимо так же, как и когда-то замыл полость под ней. Там, похоже, когда-то прятались. Скрывались от зверя или куда более омерзительного – от копыт пони. Профессор понимал подобное и даже не осуждал, просто легко и мимолетно думал, что даже своему самому ненавистному врагу не отказал в последнем пристанище. Они все, в конце концов, пони, а не дикие звери. По крайней мере не настолько, как ему хотелось бы думать.
Мысль была мимолетной, и совершенно не мешала работе копыт – промокшие и разбухшие от небесного гнева деревяшки почти бесшумно складывались в костер уже настоящий. Одна на одну, колодцем, Профессора их сырость похоже совершенно не смущала. С тихим хлопком над костром откупорилась небольшая металлическая фляга, а на промокшее дерево полилась черная, с синеватым отливом, тягучая жидкость.
- Хм. Полагаю… Проще было бы вылить все и просто поджечь само драконье масло? Нет. Нет, стоит оставить еще немного на новую могилу для тебя, дружок. – Новое подмигивание на сей раз досталось предполагаемому телу, скрытому в толще земли.
Жеребец мягко уткнул лезвие лопаты в натекшую черную лужу, удивительно не пахнущую ничем, и пару раз с силой провел кончиком кайла по железу другого инструмента, высекая искры. Он был несколько рассеян по жизни, часто теряя мелкие предметы обихода, не слишком ему необходимые, та же участь постигла и огниво вместе с спичками. Причем, кажется, еще в Понивилле, он просто забыл их купить. Да и нужны ли они, когда пламя занимается и так?
Огонь вспыхнул ярко и живо, выедая влагу из дерева и земли под собой, словно клубок очень маленьких и очень голодных дракончиков. Эта мысль показалась Профессору крайне забавной, отчего он тихо рассмеялся, но тут же задумался – не проще было бы пони уподобится дракону, получив его дыхание, чем биться в попытках обрести рог?
Не выдержав зуда в голове от этой мысли, он быстро уселся на круп, подминая под себя полу плаща, чтобы не промокнуть, и зарылся в глубины своей одежды. Сначала ради платка, чтобы тщательно обтереть передние копыта, а потом ради небольшой записной книжки в обложке из вулканизированной резины и карандаша.
- Странное место для странных мыслей, не так ли?

Отредактировано Визал (2020-11-02 14:28:03)

Профессора нельзя назвать внимательным пони, особенно когда ему приходилось увлекаться собственными мыслями, что происходит, пожалуй, почти всегда, даже во время другой работы. Погрузится же в собственные записи было еще легче, уповая на безопасность этого места. Его записи, однако, даже с трудом можно было назвать подобным словом – кипа рисунков, схем, настолько аляповато и поспешно нарисованных, что они больше походят на работу жеребенка. Строчки слов мелкие и неаккуратные, похожие на клинопись предков бизонов, были разбросаны совершенно хаотично, на любой части листа, и часто не были связаны между собой. И тут же, спустя пару страниц подобных хаотичных записей, отпрыска вдохновения, шел лист с парой скупых предложений, что систематизировали и уточняли детали.
Профессор размышлял, без устали гоняя карандаш от одного уголка рта к другому. Размышлял о драконах, раз уж подобная мысль посетила его именно сейчас – как они дышат огнем? Это природная алхимия, как тело пони вырабатывает само в себе нужные вещества вроде крови и желчи? Или все объясняется магией, но тогда отчего драконы дышат огнем исключительно через пасть? Возможно, у них есть магический орган, на подобии единорожьего?
Происходи вокруг форменный бедлам, он и его не заметил бы сразу, что уже говорить о довольно тихом шелесте листьев на краю импровизированно поляны. Поэтому, когда совсем недалеко прозвучал чужой голос, Профессор ощутимо вздрогнул, недоуменно ведя ушами, но так и не отворачиваясь в эту секунду от своей книжицы.
- Прошу прощения? – жеребец привстал, чудным для пони образом балансирую на задних копытах, чтобы спокойно спрятать свои записи и достать вместо них небольшой футляр. К тому же, с высоты такого роста видно было гораздо лучше. Видно, например, вероломно предавшую его лопату, мягко заключенную в облако сияния.
Единорогов Профессор не боялся. Рог давал неоспоримо огромное количество преимуществ, но он же и был единственным способом для колдовства. Хороший удар по нему – и прощай опасность, к тому же мало какой единорог может одновременно концентрироваться на сразу нескольких чарах. Держишь лопату, значит скорее всего не сможешь защитить так привлекательно и заметно сияющий рог.
Не то, чтобы у Профессора были воинственные мысли, просто он несколько радовался причине своего бесстрашия. Но вот слова его… гостьи, пожалуй, заставляли сомневаться и начинать паниковать. Жеребец присел обратно, но вместо кайла нащупал из костра не до конца сгоревшую головню, куда еще не добрался алхимический состав. Да, он был земным пони, он был силен как земной пони и это очень пугающий аргумент в умелых копытах. И хотя бы немного смущающий в его собственных копытах.
Но нет, головня тоже не была оружием. Левое копыто с импровизированным факелом направилось к зарослям, а правое, с показной привычностью, ловко раскрыло деревянный футляр, забрасывая показавшиеся оттуда прямоугольные очки на нос.
- Ваших земель? – он сделал несколько осторожных шагов вперед, в пятнышке света рассматривая тело, что окружало сияющий рог и глаза. Тело вполне живое и даже грязное, как от падения. Дышащее, гневливо хмурящее брови и, похоже, повредившее копыто. Неужели здесь пара хуторов каких-то коренных жителей этого леса? В Понивилле готовы были крупом Принцессы клясться, что в Вечнодиком Лесу живет от силы одна зебринская колдунья – и та отчаянно избегает его компании и навязчивого внимания.
- Дышит? Грязная? Раненая? Значит не дух. Да и насколько я могу знать, ре-ве-нан-ты и прочие мстительные создания не отбиваются тем, чем их обычно хоронят. Хотя, это был бы чудесный оксюморон, не правда ли?
Профессор замер у границы кустов и зарослей, легко и с интересом рассматривая темную единорожку, так же прячущуюся в темных тенях тенистых растений. Ха-хах.
- Верните мою лопату, будьте любезны. Я совершенно не опасен, видите? Ни оружия, ни возможности повредить кому-нибудь. Даже им.
Жеребец быстро махнул подбородком в сторону импровизированных могил, что сам организовал возле стен руин.
- Вы заблудились? С вами все в порядке? Честно слово, в Понивилле меня не предупреждали, что здесь кто-то живет. И на вашем месте, дорогая, я бы не стал задерживаться в подобных местах. Я с трудом понимаю, как работают чары, наложенные наритами, однако они вполне могут среагировать на враждебность. Или кровь, если вам так хочет размозжить мою голову. Но уверяю, она мне еще нужна. Как и лопата, к слову.

Профессор с некой усталостью поправил сползшие от влажной шерсти очки и внимательнее пригляделся к собеседнице. Он уже рассматривал ее, даже успел обнюхать, пока лопата снова не встретилась с землей – а не его головой, что крайне удачно – но от незнакомки не пахло кровью, разве что усталостью. Пони мирный народ, травоядный, запах крови для них всегда заметен и тревожен. Забавно другое, что даже мысленно он не соотносит себя с «пони», как народом, называя их безлико-отдаленно, как нелюбимого дальнего родственника, от родства с которым так просто не отвертишься.
Он снова привстал на задние копыта, с деланной неустойчивостью, чтобы не вызывать опасений, подходя ближе к своему инструменту. Но не опустился, взяв его, а так и остался стоять, опираясь на лопату как на посох.
- Крайне занятные познания в ченокнижии для той, кто совсем немного заблудился, дорогая. – Профессор с трудом мог определить возраст остальных пони на взгляд, просто не видел слишком размытых границ. Тонкая, какая-то несуразно-ажурная, как трепещущая тень от свечи – он дал бы ей лет на десять меньше чем себе. И это либо правда, либо ошибка, либо последствия домашнего воспитания. Может быть замкнутого, скорее? Какая-нибудь деревушка в глуши, семья отшельников, живущая поблизости? Отсюда и познания в местных… географических особенностях и как не накликать на себя гнев мертвых колдунов?
- Ох, да что же это я, горем убитый? – Жеребец раздраженно потер переносицу и с таким же раздражением принялся оттирать песочную шерсть от грязи. – Вертикальный зрачок, насколько я знаю, теперь только у сарозийцев. Слуга Ночи-и-Звёзд? У вас тут задание? Ах, да, простите, проходите, конечно же. Гостеприимство в этих местах немного сомнительное, но… Я поставлю чай.
Разумеется, она не сарозийка. Он не простак, в конце концов, и дело даже не в том, что у бэт-пони, если на эквестрийский лад, крылья, а не рог. Бывает и так, что среди них рождаются и редкие, крайне ценные, маги. Такой бы могли доверить важное, доступное только магу задание. Но цвет радужки говорил об обратном. Да и не только он. Иная шерсть, другой изгиб рога, больше похожий на наритский. Да и кобылка точно не могла быть шпионом, соглядатаем или хотя бы посыльным одной из Принцесс. Дело даже не в возрасте и не в том, что она заплутала – это ведь тоже может быть ложью. Мелкие детальки, мало снаряжение для пути, хотя под плащом мало что видно. Никакого оружия, ничем не перехваченная грива, явно мокнущая и мешающая в дороге. Профессор стрижется короче, так просто удобнее, но в бунтарском почти-детстве и он носил длинную гриву.
Зачем же тогда говорить все это? Для того, чтобы на фоне подмечать детали. Он не внимательный пони, ему все-таки нужно некое подспорье в разговоре. Особенно в таком странном месте. Но трюк в том, что и спокойствие, и гостеприимство поддельными не были.
Так и продолжая комично вышагивать, как какой-нибудь алмазный пес, Профессор довольно споро для всего двух копыт, касающихся земли, оказался у костра, потом у дерева, ставшего ему кровом, давая незнакомке подойти ближе и совершенно безрассудно оставляя спину открытой. У корней старого… Профессор сомневался в породе дерева, разве что способный отличить дуб от клена, и то по листьям, но так или иначе среди корней мистической растительности оказалась небольшая сухая нора, давно покинутая жителями и теперь служащая местом хранения его нескольких рюкзаков и сумок. Доставать все не пришлось, котелок, бурдюк с водой и плотно притертая баночка травяного сбора оказалась прямо среди верхних вещей. Ничего удивительного, он сам недавно… Завтракал? Обедал? Для Профессора цикл времени отмерялся скорее работой, чем сменой дня и ночи.
Котелок, вместе с Профессором, так же быстро оказались у костра – за неимением большего, крюком для котелка послужил черенок лопаты, аккуратно вдетой в щель между каменных плит. Жеребец даже предложил кобылке прихваченную с собой рогожу, которой сверху был прикрыт котелок, чтобы не сидеть на голом камне или в грязи.
- Так вы, говорите, потеряли ориентиры? Не мудрено, я сам здесь не теряюсь только благодаря оставленным отметкам. – Профессор решил начать с мягкого, дожидаясь пока вода в котелке начнет кипеть. – Что вам подсказать, дорогая? Замок Сестер, что-то из руин? Понивилль? Я путешествую здесь уже с год, уже спел побывать много где. А, и не подумайте дурного, я не расхищаю могилы. Как и осведомлен о страшной магии темных колдунов, что не оставляет их даже после смерти. Это заметно. По траве, по уходящим зверям. Птиц нет. Земля у склепа практически голая, хотя там пласт суглинка уже заканчивается.
Профессор аккуратно обтер копыта, вопросительно качнув более или менее чистым платком в сторону собеседницы. Снова поправил очки, отворачиваясь в сторону, скорее всего, бывшего склепа. Хотя почему же «бывшего»? Покой мертвых там явно все еще под надежной защитой.
- Я не единорог или пегас, не могу похвастаться чувствительностью, но… Даже я чувствую что-то. Почти разумное, как умирающий пес, почти без сознания, невидящий, бредящий. Злой. Но все-таки верный. Оно бы хотело, чтобы я ушел. Ох, если конечно я ничего не выдумываю. Но терпит, потому что я не желаю зла ни этому месту, ни… Ни им.
Жеребец вздохнул, кивком указывая на ровный ряд могил у самых стен, из тех, что уцелели и простоят еще, возможно, не один век, а когда упадут – создадут хороший курган для всех безымянных.
- Вторая слева. Кобылка. Узкая челюсть, широкий таз. Аккуратные копытца. Ей били в спину, лежала на животе, затылок почти начисто выбит. Я бы сказал, что это скорее заклинание, но я не специалист. И таких как она – пол дюжины. Если вы называете эти земли своими, то почему?.. Почему нет ни памяти, ни почтения, ни милосердия? Почему злые и страшные колдуны и их посмертные чары пустили сюда чужака? Почему позволили делать все это? Я всего лишь хороню их, со своей целью, разумеется, но не грязной или жадной. Да ничьи это уже земли, дорогая. Ни твои, ни мои – не живых.
Профессор сонно моргнул, даже размышляя о своем порыве. Смерть – это привычно, это естественно, все на свете умирает. Только лишь еще одна страшная болезнь, недуг, который никто не придумал как окончательно победить. Но забытье? Не сон даже, гневливая агония на тех, кто давно мертв, да ты и сам уже не вспомнишь их имен, лиц. Ни сам, ни кто-то из твоих потомков. Эта мысль была… пугающей, по-своему отвратительной, но привела совершенно к другой мысли. Профессор неожиданно встрепенулся, отвлекшись на закипевшую воду, и щедро засыпал внутрь сушеных трав. Завозился, полез за пазуху, снова доставая свою книжицу, раздраженно перелистывая свежую страницу с записями, которую заложил карандашом.
- Как же у меня было?... А, вот.
Жеребец хитро стрельнул глазами в сторону собеседницы и тихо взрыкнул, начиная тихо напевать.
- Разве я своею волей в этом сказочном лесу?
Разве я не задохнулся б, если в сердце зло несу?
Разве мне не страшно рыскать, среди спутанных ветвей?
…
Враг, откликнись!
Профессор тихо пошевелил ушами, стараясь услышать из леса хоть что-то кроме редкой капели. Его голос, сильный, поставленный, привыкший к беседам и редким выступлениям еще мгновение звенел где-то эхом среди деревьев.
- Нет ответа… Не думаю, что они когда-нибудь простят, но также не думаю, что они сильно против. Знаете, мне осталось закончить всего одну могилу. – он коротко указал копыто чуть в сторону от костра. – И я смогу проводить вас, куда вам нужно. Обсушитесь, отдохнете. У меня есть мазь, если вы потянули мышцы. Заодно убедитесь, что я не жадный гробокопатель. Оставим мертвым их покой, пока кто-нибудь не выбрался из-под земли с претензией к моему пению и навыкам стихосложения.
И он улыбнулся. Так, словно они оба сейчас находятся на солнечной и теплой поляне, а не среди давно забытых могил – сомнительного наследия войн и конфликтов, суть которых давно позабыта. Но, к его скромным надеждам, уже не повторится.

Профессор с вежливым сочувствием пожимал губами, рассматривая протянутое в его сторону копытце, попутно, словно бы не глядя, вороша копытом в баночке с травяным сбором, выуживая оттуда одинаковые соцветия и отправляя их в воду. Само копытце, на взгляд жеребца, было трогательно-худощавым, Профессор был земным пони даже глубоко внутренне, пусть и старался не признавать этого, а потому не представлял, как хрупкие единороги вообще не рушатся под собственным весом.
Вид портил разве что синяк.
- О горе мне, размышлять о жуткой участи мертвецов, оставляя страдать живую. Что делает изоляция и недостаток отвечающих собеседников даже с самыми лучшими из нас. – он снова поднялся своим потешным способом, чтобы оставить передние копыта чистыми и ушел обратно к своим вещам, отзываясь уже оттуда. – Но то лишь временная потеря. Я выбрал в чай еще немного травок, они помогут унять воспаление и боль. Отек уберет небольшой компресс, всего секунду.
Это заняло чуть больше секунды, как минимум в десять раз. Не потому что Профессор не мог достать нужные вещи – все лекарства лежали так, чтобы их можно было достать как можно быстрее, поэтому нужная баночка и обрез чистой ткани для повязки нашлись почти сразу. Остальное время, выигранное промедлением, Профессор потратил на размышления. Его собеседница соврала, точнее, как и он сам, замяла тему своего происхождения. О чем это говорило? Почти ни о чем, разве что только о том, что она не стала использовать, а то и скорее всего не имела какой-нибудь заготовленной истории. Профессор уже совершенно не подозревал ее в злом умысле – кому мог понадобится никому не мешающий жеребец, ни разу в жизни не влезавший в большие неприятности и не находивший ничего по-настоящему ценного? Точнее, даже не искавший. Просто теперь ему было любопытно, кем было его неожиданная гостья, кем-то из очень давних потомков наритов? Он, все же, достаточно долго просидел возле нее, чтобы с точностью сравнить ее изогнутый рог с образцами, что он нашел в могилах. Полукровок? Что когда-то выжили и укрылись глубоко в лесу, может быть живущие небольшими анклавами с попустительства Принцесс, не желающих являть их миру, чтобы избежать нового кровопролития? Пони милы и дружелюбны, но также и очень упрямы, а еще больше не любят меняться. Если пони раньше воевали с наритами – Профессор никогда не интересовался почему именно, это выходило за рамки его интересов – то почему бы не продолжить славное дело предков?
- Сумеете обработать сами, дорогая? У меня вышло бы лучше, но у вас больно ловко получается размахивать моей лопатой. – он рассмеялся, приятным грудным смехом, усаживаясь на сей раз не с обратной стороны костра, а рядом, на расстоянии полусогнутого копыта. – Будет жечь. Это мазь из местной травки, «Мачехин платок». Очаровательное растение, неласковое, но целебное.
Профессор аккуратно выложил принесенные, с позволения сказать, лекарства рядом с чужим боком, невзначай укладывая рядом и свою записную книжку. Раскрыл ее, пока что занимаясь чаем, снимая котелок с импровизированной жерди и оставляя его чуть в стороне.
- А чашки-то я и забыл… Ох-х-х, вот кажется еще не старый, но память сыпется как песок в часах. Я сейчас.
И он снова ушел, умышленно оставив книжицу нетронутой.
- Что до вашего любопытства… Если я правильно понимаю, вполне родственно-закономерного, то я не какой-нибудь благородный рыцарь и не искупающий грехи душегубец. Хотя, какая бы вышла история, будь я, по вашим верованиям, каким-нибудь перерожденным солдатом, участвовавшим во всем этом много-много лет назад. Но нет. Нет, я ученый, можете взглянуть на мои записи. Только не последние страницы, там стихи – иначе вы убьете меня не лопатой, но стыдом.
Профессор снова сел рядом, наклоном котелка наполняя две деревянные чашки, принесенные с собой. Слишком крупные, для наритки они бы скорее походили на посуду для похлебки, в которой, при большом желании, вполне можно было захлебнуться. Одна такая, скорее даже плошка, досталась наритке. Из второй, чтобы не вызывать сомнений, жеребец быстро отпил, промачивая горло и не обращая внимания на температуру жидкости. Он давно привык тратить как можно меньше времени на еду, пусть и с небольшими сложностями.
- Я изучаю… Довольно горделиво будет сказать: «Я изучаю магию», но в общем и целом так и есть. В данном месте меня заинтересовали рога ваших далеких родичей. Различия с рогами единорогов, особенности развития, влиял ли как-то изгиб рога на магию. Мог ли меняться рог в зависимости от таланта и предпочитаемых чар владельца.
Жеребец быстро пролистнул свои записи, показывая сначала довольно тщательно проработанные схемы и рисунки, к которым неожиданно добавился небольшой портрет того, как по форме черепа могла выглядеть безымянная наритка, с фривольно заткнутым за ухо цветком.
- Фу, наследие моего романтизма. Как видите, я всего лишь осматриваю тела. Очищаю от грязи, изучаю, зарисовываю и хороню. Мне кажется это справедливой платой за мое любопытство. И мое любопытство простирается куда дальше, но я, пожалуй, прежде чем озвучивать свои мысли отнесу подальше мои, слишком тяжелые, инструменты.
Он снова, уже в который раз мелькнул под далеким деревом, усаживаясь на сей раз через костер от собеседницы.
- Видите ли, я не глуп. А вы не сарозийка, разумеется, я не настолько слеп, чтобы не сравнить найденные рога с вашим. Нет-нет, пускай, объяснений этому множество. Скажем наследуемые признаки от затесавшегося в родословную прадеда-нарита, мутации, влияние самого Леса… Тут вполне найдется скромный цветочек, что сможет исказить тело как скульптор кусок глины. Но ближайший к нам сейчас город, Понивилль, довольно известен. Близость к столице всей Эквестрии, место жительства Элементов Гармонии, транзитная станция, через которую проходит множество поездов в Филидельфию и Мэйнхэттен. А вы не знаете о нем, его названия. Тоже мелочь, но манера произношения слов, познания в довольно редко встречающихся областях… Я бы назвал эти знания даже больше прикладными, чем теоретическими, как мои. Манера поведения.
Профессор наглядно тряхнул головой, изображая собачий способ избавится от влаги.
- Вы – продукт другой культуры, дорогая, как я – продукт своих стремлений. Разумеется, я с вами изначально так же не был достаточно откровенен, но в свою защиту могу сказать, что просто опасался за себя. Не я напал на кого-то с… Чужой, должен заметить, лопатой, высказывая довольно сомнительные заявления. Но раз мне все же не прилетел какой-нибудь арбалетный болт из кустов и меня еще не распотрошило заклинанием – кто вы? Беглянка, посол, единственная выжившая? Я даже смогу поверить в реликт прошлого. Можете не отвечать, хотя мне искренне любопытно. Но понимая, хотя бы приблизительно, что вам нужно, я точнее смогу помочь. Нарита в вас не узнают, образованных пони там редки, как золото в навозе. Но деньги, нормы поведения, лексикон? Вы явно не были хотя бы в небольшом городе пони, не так ли, дорогая?

Профессор мягко улыбнулся, пряча сеть морщинок возле глаз за отблескивающими стеклами очков. Костер еще не прогорел, но уже выел всю алхимическую смесь, оставив после себя только кучку обглоданных поленьев, ленивое пламя которых не поднималось и на половину копыта. Скоро можно было приступать к работе, жаль только, что не удастся тщательно осмотреть погребенное тело, заставлять ждать и без того несколько «колючую»… наритку, все же, не хотелось.
- О, какое очаровательное недоверие. Не сочтите мой тон поучающим, но вы, судя по сказанному, еще и не совсем понимаете ценность секретов. Иногда легче и полезнее поделится несомым грузом, чтобы потом его вес вас не раздавил. Все равно что выменять у ворона драгоценный камень за кусочек сыра. Вопрос целесообразности. Но я не навязываюсь, просто мне будет жаль, если вы попадетесь местным и угодите в неприятности.
Жеребец снова обошел костер и сел неподалеку, кутаясь в плащ и задумчиво подпихивая не горящий краешек ветви в огонь. Было в этом что-то странным образом уютное. Треск костра, громкие щелчки и снопы искр из разгрызаемого огнем дерева. Вечнодикий Лес вокруг был неожиданно тихим, но не так гнетуще, как до дождя – словно что-то под землей, испугавшись сырости, забралось поглубже в свою нору и дало двум случайным путникам глубже вдохнуть. Но все, скорее всего, было куда прозаичнее, и Профессор и сам не подозревал как соскучился по обществу живого пони рядом.
Пусть даже и черношерстного, с искривленным рогом и потешными «не прокрашенными» частями на копытах. В сущности, а какая разница?
- Но я уважаю ваш ум и смекалку, поэтому не стану переживать свыше необходимого. Полагаю, если вам хватило ума единственной догадкой попасть в цель, то хватит и на то, чтобы не вызвать подозрений у пони. Они очаровательно невнимательны, на самом деле. И я действительно давно мечтаю создать… Не обязательно рог, но он мне кажется наиболее универсальным инструментом. Как набор по созданию ключей, благодаря которому ты при старании откроешь любую дверь… С жеребячества мечтаю, на самом деле. До того, как я это понял, все вокруг казалось… Не тем. Любимым, разумеется, но не моим. Любые краски заметались пылью, пони, которые словно не замечают чего-то важного вокруг.
Профессор медленно поднял голову, поглаживая бородку с первой нитью седины ближе к правой скуле. Над головой было переплетение ветвей Леса, жадного до каждого клочка неба, что он может занять. Чем дольше смотришь на них, тем сильнее они становятся на тайну, на смесь древних рун, безмолвных проклятий, что оставили здесь умирающие нариты. Препоной, может быть? Чем-то мешающим, отделяющим от желаемого? Сквозь ветви и листья, как через сито виднелись голубые точки неба, чего-то такого же недостижимого для того, кто был рожден копаться в земле.
Случайно промелькнувшее облако походило на мечту.
- Пф. Я поэтому и удрал от родителей, думал, что там-то, как говорится «за соседнем холмом», меня ждет что-то настоящее, живое. Так первые пару лет и казалось, я удивлялся огромным небоскребам, подпирающим небо, выше любого дерева в этом Лесу. Морю, другим языкам, другим привычкам. Пока в итоге не увидел, что все, на самом деле, похоже до безликости. Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы сказал себе не странствовать ради городов, ни ради пони, если только не посчастливится найти единомышленника. Я бы сказал себе искать и странствовать ради себя и ради своей мечты… Кхм.
Профессор медленно опустил голову, от вида движения огня приходя в себя. Осознание посетило его всего спустя секунду, сменившись смущением и легким, воздушным недовольством на самого себя.
- Ну конечно, откровения! Прошу прощения. Если бы я мог предугадать подобное, я бы не положил столько успокаивающих трав в чай, вы бы и так уснули от скуки! Кхм. Нет. Нет, мы… Я. Я отдалился от темы.
И он шумно ухватился за собственные записи, закрывшись ими как щитом, одинаково желающий сменить и спрятать прошлую тему, и всегда готовый рассказать о любимом деле.
- Я уже рассматривал вашу теорию о хищнецкой природе ваших различий с травоядными пони, разумеется, она лежит на поверхности. Но счел ее избыточной и абсолютно абсурдной. Дело даже не в том, что единороги издревле опережали остальные народы как раз благодаря своей магии, им проще было заниматься строительством, собирательством и собственной защитой. Если бы не скудоумная гордыня, они бы так и остались на острие истории, не уйдя в сторону, как сейчас. Полагаю, что нариты так же издревле использовали свою магию для охоты, даже простейшие из заклинаний стали бы большим подспорьем в этом. Видите ли…
Профессор, полный энтузиазма и бодрости, оставленных ему в наследство стыдом, подсел ближе, указывая копытом на рог собеседницы. Книга в другом копыте жеребца воодушевленно трепетала, карандаш на новой странице набрасывал сразу несколько схем и рисунков – одним из которых был комично застрявший вверх ногами нарит, воткнувший рог в слишком большую тушу поверженного зверя.
- Потому что вы этого не делали, возможно, вы и не до конца понимаете, что именно предлагаете. Для нанесения существенного урона рогом нужна хорошая сила и разгон, и бить нужно крайне точно, не угодив в кость или плотную часть шкуры. Иначе агонизирующий зверь вполне может заехать лапой или копытом по голове или самому рогу такого охотника. Да и представьте себе – рисковать своей единственной возможностью творить магию, ставить под угрозу очень чувствительную часть тела, которая уже не отрастет единственным образом ради… Что вы там едите. Ароматных потрошков, голяшки и нежной вырезки вдоль позвоночника. Нонсенс. Как бы мы все изначально не появились на свет, наши тела довольно продуманы. Будь я творцом, я бы не дал своему дитя магический инструмент, изменив его всего лишь для охоты. Должно быть что-то другое, вопрос магии… Но я не могу сравнить способ колдовства у наритов и обычных единорогов, по вполне понятным причинам. Возможно у вас кардинально различаются даже базовые формы колдовства! Может ли единорог повторить магию нарита, может ли нарит зажечь простое осветительное заклинание так же, как ученик-единорог?
Профессор несколько раз жирно обвел один из рисунков, где рядом расположились схематичные изображения нескольких вариантов рогов. Только после этого он поднял взгляд, оценивая крайне сократившееся расстояние между ним и нариткой. Крайне. Он даже уже сидел на той же рогоже, что предложил ей, благо она была достаточно велика даже для троих.
- Да чтоб меня. Нет. Нет, я все же, крайне рад тому, что вы появились. По крайней мере у меня появился повод отправится в Понивилль гораздо раньше. Подумать только. Я бы мог набросится на любого встречного и убить его своими размышлениями! Подумать только. – жеребец с гневом, походящим скорее на гнев мыши, подвешенной за хвост, ковырнул копытом землю недалеко от костра, даже сейчас вполне осознанно оценивая ее сухость и податливость. – Лучше я займусь раскопками. Смена деятельности, работа копытами, возможно отнимет у меня силы чесать языком. Подумать только!

Изначально даже могло показаться, что он и не собирается отвечать. Сначала поглощенный протиранием очков и укладыванием их обратно в футляр, потом слишком занятый пережевыванием черенка лопаты – Профессор ухватил и понес ее совершенно по-варварски, скорее потом что не хотел говорить и явно демонстрировал это. Неожиданно, он мог показаться наритке каким-то сонным, уставшим. Словно силы покинули его до последней крошки, оставив после себя только ослабшие стенки словно бы сдувшегося тела.
Но вид этот был обманчивым.
Профессор был хорошим работником, и, даже если не признавал это в открытую даже самому себе, упивался собственной силой и выносливостью, позволяющими ему делать то, с чем единорог не смог бы управится магией. По крайней мере без особых талантов или подготовленных заклинаний.
- С именами, моя дорогая, все точно также, как и с магией. Мы видим перед собой нечто комплексное, сложное, то, что мы вряд ли сумеем понять до конца или даже хотя бы на половину. И мы даем этому названия, образы, символы, считая их исключительно верными, отражающими всю суть. Пол дюжины едва различимых оттенков и цветовых переходов мы называем просто «черным», совокупность работы множества механизмов нашего тела с сложной структурой мы называем просто «шерстью». Но это - мелочи. – Профессор внезапно замер, словно заледенев. Лопата, перекатываемая по покатым плечам, замерла, не дойдя до земли. Но вместо нее недалеко от костра на землю лег небольшой платок, а за ним и сам жеребец, прижавшись ухом к тонкой преграде ткани между ним и почвой. Это трудно было даже самому понять, не то что объяснить кому-то еще, но если сконцентрироваться, прислушаться, постараться сравнять тепло своего тела с холодом земли… То начинаешь чувствовать «что-то», зыбкое, как пятно растекшейся глины, неясные образы глубины, пустот, инородных объектов. А если прислушаться чуть дольше – чужеродной магии. Для земного пони связь с почвой под ногами всегда была чем-то почти обыденным, присущим им по своей природе и благодаря магии, убогой, однобокой, но присущей каждому из пони. Прадед Профессора был пахарем, хлеборобом, и он, по рассказам отца, никогда особо не задумывался о том, как вести свое хозяйство. Он просто просыпался по утру и знал, куда нужно принести лишнее ведро воды, где почва слишком окислилась, умел видеть где болезнь поразила посевы, по десятку почти незримых признаков, просто потому что это была его земля, его посевы и его труд.
Было в этом умении одновременно что-то пугающее, отвратительно подтверждавшее его низкородное происхождение, но вместе с тем совершенно восхитительное. Профессор встал, поднимая удивительно чистый платок, и набросал лопатой примерное место случайной наритской могилы. Аккуратно сдвинул в бок угли, примерился откуда удобнее начать.
- Мелочи, как я и сказал. Можно докопаться до сути нашего происхождение, дать названия всему, что мы найдем. Наши названия, объясняющие нам, понятную нам же суть, которую мы и придумали. Ваше имя подходит вам? Его значение, его смысл, который в него вложили ваши родители? Он совпадает с тем смыслом, что вы сами в него вкладываете? Или это просто набор звуков, отображающий кто вы есть? Но дело в том, как можно очертить одним именем, тысячью имен даже, такую сложную и вечно меняющуюся личность как вы? Сколько раз вы изменились с момента нашей встречи, сколько различных эмоций испытали сейчас? Я не пользуюсь именем, по счастью только своим. Если вам угоден какой-нибудь ярлык для меня, знак, титул – зовите Профессором. Больше бы подошло «ученый» или даже архаичное «схоласт», но оно тоже не совсем верно отражает суть, да и используется куда чаще моего… Титула, скажем так. Но мы можем перейти на «Ты», если хотите. А если не можете без имени можете звать меня… Хм. Грейвз? Томбстоун? Нет. Нет, это было бы слишком грубо. Хорруйт. Хорруйт Терра, просто прекрасное имя для земного пони!
И хохотнув над собственной шуткой, Профессор принялся за работу.
Копал он тоже зрительно смущающе, все так же держа баланс на двух копытах, используя слишком длинную для пони лопату как рычаг, позволяющий ему ворочать крупными кусками высохшего суглинка. Здесь, в Лесу, больше бы сгодилась лопата небольшая, какую можно спрятать под плащом и быстро использовать, а то и вовсе специальный накопытник с лезвием для срезания небольших пластов земли. Но инструмент Профессора выглядел как работа кого-то из двуногих, или «бипедальных», если хочется блеснуть своим познанием в никому не нужной терминологии. Работой минотавров, быть может?
- С магией тоже самое. «Мы» представляем, как она работает. Или нет. Возможно первопроходцы просто создали удобные нам законы и закономерности по котором можно творить чудеса. У меня есть забавная и ничем не подтвержденная теория, что магия может быть какой угодно, она уже есть какая угодно. Знаете теорию, что раньше каждый маг был втрое сильнее чем сейчас? Как будто раньше более простые умы пони гораздо проще относились к магии и ее «законам», но чем дальше, тем больше формальностей, ритуалов, правил. Словно бы каждый единорог ставил собственную дамбу понимания и домыслов в некогда полноводную реку магии, пока от нее не остался пожухлый ручей. Отсюда же и пошла сложность в создании новых чар или принципов, с такой громадой истории за плечами легче теперь работать с уже готовым или частями магии. Посохи, амулеты и фетиши, как вы и говорили, так тоже проще. Специфика формы, влияющая на специфику сути, по той же самой теории даже различия в магии двух разных видов единорогов могут различаться просто из удобства формы их рогов. Но я не могу это никак подтвердить, здорово правда? Ну как, я тоже вооружился своей лекцией по магии, у кого оружие страшнее?
Работал он споро, даже не прерываясь для разговора с Кейран ир’Диссар. Интересно, а приставка «ир» означает что-то конкретное, вроде семьи или клана? За время работы он даже не начал выглядеть запыхавшимся, хотя и ворочал глыбы земли с свою голову размером, аккуратно даже не откатывая, а просто откидывая их в сторону, словно бы они весили не больше ватной подушечки для игл. Могила была неглубокой и под углом, на два штыка лопаты, прячась под естественным козырьком каменной плиты. Раскрыть ее заняло даже чуть меньше времени, чем их разговор, хотя бы благодаря точным отметкам и пониманию где искать.
Погребенным наритом оказался жеребец, Профессор быстро зацепился взглядом за более массивную голову и холку, но быстро начал осматривать остальное. Обрывки плаща, какое-то изувеченное подобие панциря, слишком сильно искривленного и засевшего где-то между ребер тела. Больше внимания заслуживали стенки «могилы», ровные, почти правильно овальной формы, словно жеребец успел выставить щит до того, как его накрыло землей. Или он сам и обрушил на себя пласт земли, искривив участок двора в этой части. Рядом, в земле, возможно где раньше было ухо, лежала нетронутая капелька сережки.
- Знаете, а ваш рассказ навел меня на необычную мысль. – Прервал жеребец затянувшееся молчание. - Если нариты дерутся рогами только между собой, нет ли в этом практической пользы? Вроде того, что, нанеся смертельный удар именно рогом, тебе перейдет часть жизни и магических сил врага? Как будто искривленный рог сумеет что-то зацепить и вытащить из чужого тела. Я бы даже тогда смог поверить в жертвоприношения жеребят, из которых просто могли тянуть силы… Но что-то я не о том. Вас, как крайне таинственную наритку, не смущают такие темы? Не хотите помочь в таком случае, проверить тело на проклятие, может быть поделитесь погребальными ритуалами?

- Абсолютно правдивая мысль, я не могу с нею спорить. Но подстраиваемся ли мы под собственное имя, кьютимарку? Или имеем право менять их? Вопрос не в порочности имен и обозначений как таковы, я не сторонник анархии, право слово – вопрос в точном подборе того, что тебя обозначает. Я не сторонник теории, что данное нам от природы нас ограничивает. Теория судьбы-часовщика, по которой все до нас предопределено, распланировано и давно подготовлен результат. Абсурдно даже помышлять о подобном!
Профессор снова рассмеялся, как будто услышав от Кейран хорошую шутку. Так и продолжая улыбаться, светясь странным довольством, особенно абсурдным в таком месте, он отошел и вернулся вместе с крупной скаткой рогожи, прихватив с собой свои седельные сумки и рюкзак. Расстелив скатку он медленно, словного живого, перенес тело нарита на ткань, заворачивая его на манер жеребенка.
- Лопата все еще останется лопатой, копай ты ей землю или… Грози расправой мирным исследователям. – не сдержавшись, жеребец фыркнул, утаскивая за собой пугающий кулек в сторону двух рядов небольших могилок. – Но ту же лопату можно разобрать, дерево сжечь или пустить на другой инструмент, метал переплавить и смешать с другими. И «лопатой» все то новое, что возникнет на ее основе будет уже только в прошлом. Это к вопросу об именах. Кьютимарка же для меня не непреодолимая преграда, буквально. Я считаю ее препоной, тем, что всем нам нужно преодолеть, чтобы жить… Иначе? Не встречал ни одного пони, что был бы несчастен своей отметиной, но не вопрос ли это адаптации? Кьютимарки мы получаем в самом жеребячестве, мы ждем их, желаем их, а потому принимаем как должное. Своего рода, именно поэтому я так ценю алхимию, как способ превращения мирского и обыденного, низкорожденного, во что-то великое.
Могила для жеребца была уже готова, заприметив его место последнего сна, Профессор успел завершить ее еще до дождя. Достаточно глубокая, поближе к тем, что спит еще ниже, в склепе, она была вырыта в каменистой тяжелой почве, полной каменных обломков, осколков колонн и барельефов – уже настолько истертых временем и непогодой, что они походили на свечные огарки, оплывшие и неузнаваемые. Многие из них были сложены в изголовье могил, изображая собой надгробные камни или крохотные подобия курганов.
- Ну что, дружок? Пора тебе к своим. – сейчас противоестественная привычка Профессора стоять всего на двух копытах оказалась удивительно кстати, освобождая два других копыта, чтобы аккуратно опустить сверток с телом вниз, в долгую и мягкую тьму. – Хотя, полагаю, это не самые достойные последние слова в твою честь. Хм.
Жеребец наконец сел, как и подобает пони, уложив все четыре копыта на землю. На минуту установилось молчание, не разрываемое теперь даже далекой капелью, Лес уже достаточно высох и впитал влагу, может быть разродился по старым тропкам новыми ядовитыми и опасными растениями или плесенью. Жизнь продолжалась везде, даже здесь, и это натолкнуло Профессора на нужную мысль.
- Жизнь – это метаморфоза. Вы это подтвердили своими верованиями, дорогая Кейран, он мертв уже многие годы, но возможно прожил множество жизней, как плохих, так и хороших. Так пускай ни одна из твоих метаморфоз не станет последней, но станет легче, избавившись от груза костей на плечах. Надеюсь это прозвучало достаточно хорошо.
Последние проводы затянулись на некоторое время, но прошли достаточно споро – засыпать могилу уже не составляло труда, даже более привычным для пони способом. Несколько минут Профессор подравнивал курган, придавая ему стабильности и благообразности, насколько это понятие умещалось в его голову.
- Все, пожалуй?.. – он в последний, скорее всего, раз осмотрел место своего обитания в последнюю неделю. Любой приют, даже временный, при его оставлении может вызвать ностальгию, но Профессора это не касалось. Его взгляд скользил по камням и руинам, цеплялся за черное пятно… Нет, не наритки, догоревшего костра. Он думал о том, все ли он сделал, все осмотрел, собрал ли достаточно данных для своих опытов.
Он устал. Лет пять уже как. Собственный путь казался длинным, тернистым, сложным. Безрезультатным. И если каждый шаг – ошибка, зачем вообще куда-то идти? Эта мысль была горькой, но придавала сил. Сам для себя Профессор был и материалом, и творцом, и обе его ипостаси проходили через далеко не всегда легкий путь изменений. Всего к одной цели, разве это не упрощает задачу?
- Нет, не думаю… - жеребец встрепенулся и снова заулыбался, даже приосанился, резко посчитав свою мнительно до крайности нелепой. Осмотрелся по сторонам, принимая новую точку зрения и словно впервые взглянул на свою собеседницу. – У тебя очень красивые глаза, Кейран. Как маяк в ночи.
Профессор смотрел долго, не моргая, словно стараясь закрепить этот образ и мысль в своей голове.
- О да, маяк. Разве для пони само твое существование – не доказательство чуда и безграничности возможностей?.. – легкий, чарующий момент вдохновения. Тут же почти аккуратно убранный и сохраненный глубоко в памяти прагматичной натурой жеребца. – Но волосы ты расчесала зря. По дороге еще успеешь нахватать веток и колючек. Да и твой компресс нужно держать в чистоте и не поврежденным… Пф. Надеюсь, хотя бы безделушки на продажу ты выбирала более осмотрительно. У тебя даже нет плаща! Как ты намеревалась путешествовать, где ночевать и как, если не знаешь дороги?! Романтики. А кто же будет думать о мирском?
Он противоречил своим же словам, но нисколько не смущался того – в мире не бывает абсолютов, как и вполне конкретная тока зрения не может нести под собой в основе совершенно противоположные идеи. Его логика, порой, поражала его самого, но это ему даже нравилось. Разве не он сам пришел сюда ради меркантильных целей, но скрасил его подобием на духовность? Как ртуть, жидки и твердый, стабильный и способный испарится на солнце, поглощающий другие металлы, но сдающийся перед обычной серой. Не должен ли был он назваться Ртутью?
По счастью, он еще не успел облачится в свою поклажу, а потому довольно легко, театральным круговым движением снял его с себя, одним махом накидывая его на наритку.
- Вот так. Если он слишком велик я смогу потом подравнять длину ремней. Ну-с… - Профессор снова замер, перескакивая от движения к покою меньше чем за секунду. Оставшись в одной плотной рубашке с длинным рукавом и вязаном жилете с множеством карманов, он не слишком замечал разницу по температуре. – Куда тебя проводить?

У наритов оказался до крайности забавный язык. Профессор, разумеется, не понимал ни единого слова из того, что в честь давно почивших пела Кейран, мог разобрать разве что повторяющие слова, коль они встречались — но со всеми этими рыкающими звуками, протяженными согласными и, кажется, апострофами даже в самые мягко и журчаше звучащие моменты казалось, что наритка на мертвецов ругается. Может быть иногда увещевает. Они, такие-сякие, посмели умереть и оставить наритский народ без своей помощи, как не стыдно! Перерождайтесь скорее, чтобы вновь увеличивать славу своего рода! Это было очень забавным, и даже не настолько далеким от правды, Профессору Кейран показалась достаточно гордой при начале их встречи. А ведь она явно молода, и еще податлива к тому, что прививает ей ее культура.
Жеребец мягко, незаметно улыбался, но повод для веселья у него нашелся бы и еще один.
За время погребальной церемонии он успел собраться, и даже намного раньше, еще до дождя и найденной новой могилы. Все сумки были собраны, рюкзак зашнурован вместе с парой образцов местного камня и скелетиком, судя по всему, птицы, умершей здесь, чтобы позже оценить влияние возможных проклятий и темной магии на живых существ. Оставалось только взять свою поклажу, окончательно засыпать угли костра комьями земли из разрытого захоронения, да перелить остатки чая в опустевшую еще вчера вторую флягу. Не пропадать же добру.
- Это было любопытно. Надеюсь, ты пару раз сфальшивила не из-за смущения? - и все же, среди пони Профессор был явно жесток и злакозненен, способный удивить этим даже пугающих наритов, истории о которых всегда пестрели коварством. И он даже еще не закончил.
Жеребец за пару шагов преодолел разделяющее их расстояние. На его губах играла хитрая, но доброжелательная улыбка искреннего веселья, что не могло не вызывать сомнений — но шанса среагировать Кейран он не дал, практически обняв ее, чтобы дотянуться до всех ремней и скорректировать их по чужой фигуре. Он уже успел оценить ее еще сидя у костра, исключительно в сравнении с наритами, право слово, поэтому изменения не заняли много времени. Точнее сказать, Профессор не рискнул их затягивать.
- Вот так, намного лучше, согласись. И не беспокойся, в следующий раз, когда мне взбредет в голову подчеркнуть твою экзотичную красоту, я постараюсь своевременно предупредить тебя. Как и о чем-то ином, смущающем... О плаще мне тоже следовало предупредить, да?
Брови Профессора хитро взметнулись вверх, и он, не сдержавшись, снова басовито рассмеялся.
- Ох, прошу прощения, прошу прощения за свое бесстыдство, но я не мог удержаться, ты просто очаровательна. Мне подумалось, что небольшая легкость скрасит наше прощание с этим местом. Ты готова? Я постараюсь идти медленнее, твое копыто стоит поберечь. Места вокруг подобных руин чуть более безопасные, так что ты можешь повозмущаться по дороге... Или спросить что-нибудь, если хочешь.

- Ах, ну конечно. Манипуляции, детские и бесхитростные. Честное слово, я бы предпочел разобраться с выводком мантикор и бандой пьяных грифонш, чем со всем этим…
Профессор наконец вдохнул глубже, более того обратив свое дыхание тяжелым, очень тяжелым и грустным вздохом такой силы, что мог бы сдуть с места случайно залетевшую сюда сороку или любую другую птицу. Очень хотелось… много чего. Обработать ранку на крупе, до сих пор пульсирующую и саднящую, зашвырнуть злокозненную белку куда подальше – предположительно на освободившуюся не так давно Луну, а еще раздобыть где-нибудь указку и мерзко скрипящую доску, чтобы наглядно и зрелищно объяснить олененку чего в Лесу делать не стоит.
Жеребец искренне разрывался между остатками мелкой и мимолетной злобы, и между своим собственным пониманием доброты и справедливости.
- Я вижу небольшой пробел в твоих словах, маленькая тень. Это белка укусила меня, по твоей неосмотрительности или по твоему приказу. Думал ли ты об ее жизни, когда вел сюда свою свиту? – Профессор не без удовольствия всмотрелся в след нескольким уходящим зверям. – Думал ли ты хоть о чем-нибудь, кроме как о подражании кому бы то ни было из ваших стражей? О том, что ты мог встретить плохих пони, и поверь моему скромному мнению – я пони исключительно хороший. О том, что из-за того, что ты свою «армию» не контролируешь в следующий раз на пони нападет кто-то из древесных волков, разорвав беззащитного пони на части. О ценности каких жизней ты говоришь, если прямо сейчас рискуешь всеми жизнями в паре шагов от нас. А что если мы напротив пойдем в другую сторону, встретимся с теми, кто тебя уже наверняка ищет и расскажем им как ты рисковал собой, животными и той зыбкой изоляцией, что вы поддерживаете?
Профессор, не смотря на свое собственное прозвание, никогда не был учителем и не преподавал жеребятам, но сейчас очень хотел поговорить с отцом этого… Несуразного и жизнелюбивого недоразумения. Жеребята не плохи сами по себе, но точно так же и не понимают зла и добра, точнее понимают их очень искаженно. Могут лгать, могут пытаться манипулировать, суча копытами и требуя вон тот леденец на палочке, могут быть жестоки, своей жестокости не понимая.
А еще могут делать совершенно идиотичные и абсурдные вещи из самых лучших, только очень детских, побуждений. Чего хотел этот олененок, впечатлить своих сверстников, доказать всем, что он взрослый и уже может помогать? Выглядит он несуразно, как и все жеребята примерно в его возрасте, но может быть у оленей взросление происходит несколько иначе, и он пытается самоутвердится за счет случайных путников? Любая из этих целей не выглядит даже близко соразмерной приложенным усилиям и возможной опасности.
- Именем своим клянусь, я пытаюсь применить логику к жеребенку! Мелкому хулигану!.. Хочешь свою белку обратно? Да забирай, только отзови свою свиту подальше в лес. А до тех пор, будь столь милостив, объясни, как на пути, что я проделал неделю назад ровно на этом месте вдруг возникло что-то, что олени должны охранять?
Показывая свою миролюбивость, ее подобие, Профессор закупорил свою флягу и снова опустил ее в карман жилета. Скосил глаза на грызуна и тихо выдохнул ему прямо в упрямую мордочку.
- Укусишь меня еще раз, и я кушу тебя. Справедливо, но в отличии от большого и страшного меня, от тебя останется разве что хвост. Я доступно изъясняюсь, грызун?.. Ох, теперь я общаюсь и с белками. Почему мне сегодня так везет на защитников «своей» земли, хотя их так много, что и земли на всех не хватит.

Профессор ошибался, и это было одной из излюбленных частей его собственных размышлений – сразу после принятия безоговорочно правильного решения или разрешения очень хорошей загадки. Ему нравилось ошибаться, это была необходимая новизна для того, чтобы его собственная дорога не наскучила. Он мог падать, болезненно оступаться и после выбираться их крайне затруднительных положений, но позднее это становилось плодом чего-то интересного, иной точки зрения.
- Меня несколько поражает извращенная логика той силы, что нас продолжает задерживать. Чье скудоумие способно породить столь абсурдную идею – не просто не стараться исключить из уравнения неизвестный множитель, но и пытаться настроить его против своих же планов. Оригинальное решение, жаль что… Кейран? Кейран, радость моя, что ты делаешь?
Он ошибался по поводу грибов и той воли, что их направляет. Это заклятие было скорее инструментом сдерживания, не причинения вреда, как он изначально решил. А ведь он поступил бы иначе – заставил бы грибы прорасти на копытах или лице, не летально, но эффективно блокируя участие нежелательных целей в его планах. Это в конце концов, было бы идеальным сочетанием милосердия и эффективности. Но некто, упрямо не понимающий прописных истин, поступил иначе, это стало прозрачным и очевидным после того как их поймали в новую грибную клеть – странно только то, что их так же не связали по копытам, не давая пошевелится. Временная мера или кто-то незримый учел силу земного пони, который мог бы выбраться из таких пут?
Профессор с удовольствием бы достал очки, чтобы рассмотреть преграду внимательнее, но счел это слишком излишним, если не сказать комичным действием.
И он ошибся в Кейран, что было просто очаровательно. Возможно нариты достаточно терпеливы и милосердны, чтобы позволять индивидуумам из одной идентичной группы заслужить их немилость? Это ведь олени – и это могло бы стать неплохим ругательством среди пони, их слишком мало, их общество слишком закрыто, чтобы это самое общество не влияло на каждого оленя слишком сильно. И если на пропажу, точнее похищение, олененка, как и его слова наритка отреагировала примерно так же, как и Профессор, то появление нового действующего лица и его… затруднительное положение Кейран, к некоторой оторопи жеребца, не пропустила, не проигнорировала. Даже напротив, попыталась применить магию, чтобы разрушить их клетку, а когда это так же, что любопытно, не удалось – даже пару раз попыталась выбить «прутья» их узилища.
- Кейран, прошу тебя. – это было странным решением, Профессору казалось вполне очевидным, что грибы не несут вреда олененку или новому оленю. Хотели бы навредить, и это бы уже произошло, тем более сам мелкий хулиган вполне знал, судя по возгласам, что именно его настигло. Вполне вероятно, если бы олень не решил отбить своего подопечного прямо сейчас, равно как и животные, никто бы и вовсе не пострадал. Прагматичным решением было бы и вовсе подождать, скорее всего их бы оставили в покое, но Кейран…
- Ох, ну хорошо! У нас нет времени на пререкания. – Профессор аккуратно обхватил чужую мордочку копытами, заставляя взглянуть на себя. – Не в ту сторону. Прорываться нужно в сторону от места, где был олененок, от эпицентра. Туда, куда скорее всего грибница не успела распространится, во внешний круг… К крупным деревьям, возможно разветвленная корневая система помешает грибам расти. Если ты хочешь помочь оленю – там у нас будет большее пространство для маневра и выбора, если все будет безнадежно.
Но прорываться голой силой было бы, вполне вероятно, убийственной идеей. В таком случае они и сами могут надышаться спор, а то и сами стать питательным субстратом для грибов, как та жидкость, что капает с их шляпок.
По счастью, их темницу проектировал кто-то недостаточно сведущий.
- План простой. Я выливаю и поджигаю горючую жидкость с другой стороны стены. Задохнуться не успеем, возможные споры сгорят. Твой плащ… мой плащ. Распусти завязки, чтобы мы могли оба под ним уместиться, я вылью на него воду. Если сможешь – создай вокруг нас щит, чтобы мы не стали новыми слугами местного кукловода. – Профессор действовал пока говорил, уже початая и основательно погрызенная фляга снова была откупорена, а остатки ее содержимого вылиты на ножки грибов и под них. Флягу было жалко, но жеребец сдавил ее в копытах, расплющивая и выдавливая остатки драконьего масла, каждая капля которого была дорога. – Чудесно. Как только смесь загорится, я брошу свой рюкзак в грибы, чтобы пробить их. Надеюсь, не нужно уточнять, что в сторону упавшего рюкзака мы не бежим? На нем могут остаться несгоревшие частицы грибов. Готова?
Профессор со вздохом окатил свой плащ сверху водой из бурдюка, все без остатка, лишь бы ткань не загорелась. Откинул опустевшую тару на черное масляное пятно, чтобы оно позже стало дополнительным топливом, и принялся быстро и резко выбивать искры, используя для этого остатки металлической фляги и небольшой походный нож.
Как только пламя занялось, жеребец выждал пару ударов сердца и только тогда подхватил свой рюкзак, парой движений копыт раскручивая его и закидывая прямо в горящее пятно. Отпрыгнул обратно, подбираясь под мокрые и тяжелые полы собственного плаща, практически подхватывая Кейран под копыта.
- Бежим!